Тем более что исследовать есть чего - тему духовности в современном искусстве (беру послевоенный период) и конкретно «иконы» - как знака этой духовности. Тема эта, несмотря на очевидную важность и актуальность, до сих пор является крайне мало исследованной. Хотя возникла она не сегодня и не вчера. Несмотря на атеизм советского периода, к теме духовности, «иконы» обращались многие советские художники. Наиболее системно и последовательно, наверное, к ней отнеслись Владимир Стерлигов (1904-1973) и Павел Кондратьев (1902-1985) со своими учениками и последователями.

«Искусство, - считал Стерлигов, получивший в детстве религиозное воспитание, - это, прежде всего, духовно-нравственная работа». (Пространство Стерлигова-2001) Духовность в искусстве он связывал с «чаше-купольной» системой, считая, что форма – есть содержание (В.Стерлигов «Натюрморт с иконой» (1967), Т.Глебова «Богоматерь» (1973)).

Духовно-пластические поиски Кондратьева привели к открытию нового прибавочного элемента – S-образной кривой, которая доминирует в его циклах «Чукотка», «Свечи», «Псковский цикл», «Катастрофы», «Сестры милосердия» («Ангел» (1975), «Сестры милосердия» (1980)). Был ли Кондратьев верующим человеком, сказать сложно. На прямой вопрос Леонида Ткаченко он отвечал: «Есть общепринятые символы, к которым относятся крест и храм. Изображая эти символы, художник сразу показывает зрителю, о чем идет речь. Если храм разрушается, значит разрушается духовность» (Интервью Ткаченко-1999).

Кондратьев не создал «школу», как, например, Стерлигов, да, в общем, и не стремился к этому. Зато он всегда был окружен близкими ему по духу и пониманию искусства художниками – это Вера Матюх (1910-2003), Владимир Волков (1923-1987), Владимир Жуков (р.1933), Валентина Поварова (р.1954) и другие (возникло даже понятие «круг Кондратьева»).

Наиболее сильно – «генетически», по выражению В.Поваровой - со Стерлиговым и Кондратьевым был связан Владимир Волков. Яркий представитель «шестидесятников», Волков – в то время успешный художник-график - очень скоро разочаровался в иллюзиях демократии недолгой хрущевской оттепели и наложил на себя «схиму» неучастия в выставках (она продлилась более 25 лет до смерти художника). За четверть века художник-отшельник (его работы видели только друзья-художники Кондратьев, Голицын, Жуков) создал уникальные серии работ: «Ленты», «Фигуры», «Деревья» и «Травы», «Импрессионизм», «Дорога», «Листья», «Лестницы» и др. Только в 1990 году состоялась посмертная персональная выставка Владимира Волкова (Лист №9 из серии «Фигуры» был воспроизведен в каталоге выставки).

«Его сильно отличало от всех творческое беспокойство» – вспоминает о Волкове В.Жуков (Интервью Жуков-1999). «Самая тяжелая работа, - считал Волков, - это, конечно, внутренней очищение, духовное совершенствование себя, освобождение от эгоцентризма… Сущность духовного освобождения в том, что оно достается не путем приобретений, а путем утрат и отказов» (Волков-1990). Не правда ли – сильные слова глубоко верующего человека! Но Волков был атеистом…

Атеистом был и остается художник Владимир Жуков (р.1933) – простой дуниловский мужик - автор «Шуйских домиков», а еще серии абстрактных «икон» и «ликов», созданных в 1980-1990-е годы и воплотивших в себя духовные поиски целого поколения – послевоенного поколения советских людей, прошедших войну (как Кондратьев, Волков, Матюх) или эвакуацию (как Ватенин, Тюленев, Жуков), не утративших веру в себя, в свое искусство, в свою страну. В это трудно поверить, и я несколько раз настойчиво задавал Жукову вопрос о вере. «Я не могу назвать себя верующим человеком, - ответил Жуков, - потому что я закончил обычную сельскую школу, а отец мой был активным атеистом… Духовность не обязательно религиозность… Я икону как форму воспринял, а не как предмет поклонения. Икона как форма существования живописи. Только. Мне нравится церковная архитектура, церковная музыка, церковная живопись, Дионисий… Выработанное веками искусство – произведения архитектуры, музыки, живописи – существует само по себе и очень сильно воздействует» (Интервью Жуков-1999).

Почему я так настойчиво акцентирую внимание на том, был ли художник верующим человеком, или не был? Наверное, потому, что обращение к духовному искусству, к иконе (знаку духовного искусства), наконец, сами понятия духовности и нравственности вообще, - не есть безусловная принадлежность исключительно верующего человека. Культура, искусство, в том числе – религиозное, принадлежит всем людям.

Одновременно с «Житием» Ватенин создает одну из наиболее лиричных и глубоко психологических работ «В саду» (1969), в которой также как в «Житии» применяет яичную темперу, свойственную технике иконописи. Формально девочка в саду – дочь художника Светлана. Однако, плоскостное изображение и печальная, бестелесная фигура девочки, помещенная в плотную, таинственную среду сказочного сада с диковинными растениями, насекомыми, цветами и фруктами – вот и яблоко в руке – рождает библейские ассоциации и придает картине сакральное звучание.

Столь же необычную интерпретацию библейских и евангельских сюжетов встречаем в творчестве Виталия Тюленева (1937-1997), младшего из группы «одиннадцати», но также как Ватенин рано и трагически ушедшего из жизни. Речь идет как минимум о двух работах, в которых Тюленев как бы продолжает предложенную Ватениным «детскую» интерпретацию Библии. В работе «Адам и Ева» (1992) Тюленев изображает первых людей «детьми, в которых только-только проснулось чувство». Выполненная в духе примитива, как детский рисунок, работа, где «юный мир планеты, юные, почти как дети, люди» (Тюленев-1996).

(В скобках обращу внимание будущих исследователей «икон» советской эпохи на масштабную «сикстинскую» работу «Простите, комиссары», состоящую из шести холстов (3х2), образующих внушительный «иконостас» некоего мистического храма советской эпохи).

Кстати, о храме. Незадолго до трагической смерти Тюленев построил у себя в деревне свой «храм» - небольшую деревянную постройку, которую расписал «иконами» своего поколения «шестидесятников». Здесь у него и Маяковский с ангелом на руках, и Высоцкий с гитарой, и космонавт с мужиком в космосе сдвигают кружки пива, и лошади – любимые тюленевские персонажи – с детишками-всадниками. Но не только. Есть тут и ангелы, и Адам и Ева (тоже дети), и Ленин на радуге с протянутой в светлое будущее рукой. Такой вот, извиняюсь, винегрет… «А может быть, это вера? - с надеждой вопрошает Тюленев (практически в предсмертных записках). – Я решил построить храм. Я – типичный «совок», пионер, комсомолец, член партии (КПСС), воспитанный на отрицании религии. Почувствовал, что «настал момент такой». Мне 60 лет. Возраст, как нынче говорят, «не слабый». Возможно, завтра пойду беседовать с Богом. А грехи есть, и чем закончится это «собеседование» – не знаю. Самое сейчас время разобраться в вопросе: с верой я прожил или без?» (Тюленев-2008).