5 августа исполнилось 110 лет со дня рождения художника Бориса Николаевича Ермолаева (1903–1982). Все художники, знавшие Ермолаева и работавшие с ним бок о бок в знаменитой экспериментальной литографской мастерской, не раз отмечали удивительно светлый и одухотворенный образ художника-старца. Такими же светлыми, бестелесными, наполненными неземным покоем и красотой были его женские образы-символы, которыми Ермолаев населил деревенские избы и поля в своих литографиях. Вера Матюх (1910-2003), много лет проработавшая с Ермолаевым в литографской мастерской и хорошо знавшая художника, рассказывала в интервью: «Однажды я его спросила: «Борис Николаевич, скажите, Вы не святой?» Он ответил: «А, может быть». Он был такой, что трудно даже изобразить. Как его картины – мягкий. С ним никогда не было проблем, всегда была улыбка, всегда он готов был помочь» (1).

Таким же светлым, излучающим свет, добро и радость изобразил своего друга-художника Леонид Ткаченко на «Портрете Бориса Ермолаева» (1969), который находится в собрании Русского музея. «Ермолаев был человек безоблачный как дитя, он был как святой, - вспоминает в интервью Леонид Ткаченко. - Его декоративные литографии, его крестьянки – это не просто деревенские женщины, это ангельские люди. Его деревенские коврики – все это мир безоблачной мечты. Поэтому я решил его сделать как солнышко на синем небе. Сделал ему лимонного цвета костюм, которого у него, конечно, никогда не было» (2).

Борис Ермолаев родился 5 августа 1903 года в Петербурге в семье служащего. Интерес к рисованию проявился рано, но годы революции и гражданской войны были не самым лучшим временем для получения академического образования (тогда нужно было выживать, Ермолаев работал грузчиком и разнорабочим). Только в 1921 году Ермолаев поступает в Петроградский художественно-промышленный техникум, где учится (вместе с Павлом Басмановым) у В.Федоровича и М.Авилова, представителей традиционной академической школы. В годы ломки старой системы образования и появления множества художественных группировок Ермолаеву удалось получить классическое художественное образование, о чем свидетельствуют рисунки, сделанные им в 1927-1928 гг. в Александровском саду у Адмиралтейства.

Поиски собственного изобразительного языка приводят Ермолаева к освоению эстетики народного лубка, вывески и примитива (в 1930 году он увидел работы Нико Пиросманишвили на выставке в Русском музее), которые отчетливо проявились в сериях уличных сцен, фабричных ленинградских окраин и, особенно, портретах краснофлотцев (1930-е). Все они выполнены в монохромной, серовато-зеленой, землистой тональности, но уже в них Ермолаев находит ключ к построению своей декоративной системы (которая в полной мере проявится с конца 1950-х): работа по памяти и поиски обобщенного зрительного образа. Поездки на юг в 1937-1938 гг., работа в Бердичеве и станице Аксакайской (близ Ростова-на-Дону) высветляют болотную палитру художника, привнося яркое многоцветие практически локальных цветов – отныне в палитре Ермолаева будут доминировать синий, красный, желтый, белый цвета.

Борис Ермолаев. Обложка каталога. 1961.

Перед войной Ермолаев приходит в литографскую мастерскую, основанную в 1933 году и ставшую поистине экспериментальной Лабораторией с большой буквы благодаря усилиям С.Алянского, Н.Тырсы, Г.Верейского. В подвале бывшего Общества поощрения художеств на Мойке, 83 собрались художники-авангардисты, которым было душно в тисках господствующего соцреализма после ликвидации в 1932 г. всех художественных группировок и образования единого Союза художников, куда согнали всех представителей этой некогда свободной профессии. «Это был своего рода «Остров блаженных», - пишет о литографской мастерской Лев Мочалов, - содружество тихих энтузиастов, главной объединяющей идеей которых являлась идея служения искусству, утверждение принципов авторской интерпретации зримого мира» (3).

Вера Матюх вспоминает, как в литографской мастерской «была организована молодежная группа. Ею руководил Верейский, Тырса и Кругликова. Верейский был по литографии, а Кругликова была по гравюре и линолеуму. Тырса осуществлял общее руководство… Как руководил Верейский? Раз или два в неделю он приносил колоссальное количество роскошной литературы по искусству. И на этих занятиях он все это показывал. Немного говорил, но, в основном, просто показывал. На наши занятия, конечно, приходили и Тырса, и Конашевич, и Рудаков, и другие мастера. Это было очень интересно и очень много нам всем дало» (1).

Годы войны прервали занятия искусством. Борис Ермолаев был мобилизован в октябре 1941 года, попал на Ленинградский фронт, в августе 1943 года был тяжело ранен под Красным бором, после госпиталя встретил победу в нестроевой части. Многие художники не вернулись с фронта, погибли от голода в блокаду (Л.Юдин, Т.Певзнер, И.Ец и др.)

После войны Ермолаев возвращается в литографскую мастерскую, где сложилась удивительно творческая и дружеская атмосфера поисков и экспериментов художников-единомышленников.

Эту атмосферу как нельзя лучше передают воспоминания Веры Матюх: «Тогда была очень хорошая среда. Вместе работали, дружили, приходили друг к другу домой. Было общее отношение к искусству. Хоть каждый и работал по-своему, и никто не вмешивался в чужое, но было общее, близкое и похожее, отношение к творчеству» (1). Ядро послевоенной мастерской, первую «тройку» лидеров составили А.Ведерников, Б.Ермолаев, А.Каплан. Вокруг них объединились В.Матюх, Г.Неменова, В.Курдов, А.Латаш, А.Якобсон, М.Скуляри и др. На вопрос, была ли у лидеров конкуренция, В.Матюх в интервью 1999 года отвечает: «Никакой конкуренции. Они вместе выставлялись, вместе радовались, вместе принимались выставкомом или не принимались. Кто-то их считал формалистами, а кто-то наоборот считал, что они замечательные художники. Там, где один выставлялся, там и другой выставлялся, а там, где одного не принимали, значит и другой не пройдет. В этом отношении не было никакого разделения. Все уважали друг друга» (1).

Борис Ермолаев. Разговор. 1961.

Здесь в литографской мастерской в полной мере раскрылся талант Ермолаева – блестящего колориста и, как сейчас сказали бы, тонкого стилиста. В 1950-е в технике цветной литографии он создает большие серии эстампов «Стадион» (1956-1957) и «Деревня» (1958-1961), а в 1960-е – серию «Символы жизни» (в том числе «Русская мадонна», 1969). Эти литографии первый исследователь творчества Ермолаева – Юрий Русаков назвал «живописью». Свою позицию Ю.Русаков поясняет следующим образом: «Здесь говорится «живопись», ибо, без сомнения, цветные литографии Ермолаева – это произведения живописца, работающего в технике авторской печати и лишь по этому признаку причисляемого к отряду графиков» (4).

Вершиной творчества Ермолаева стали листы серии «Деревня» (1958-1961), в которой впечатления от народного искусства (икона, лубок, примитив, вывеска) переплавились с современным Ермолаеву модернизмом (Пикассо, Матисс, Малевич). Но эти впечатления, столь разные по стилистике и изобразительным средствам, так и остались бы впечатлениями, если бы волей мастера не были трансформированы в четкую и выразительную «систему Ермолаева».

Основу «системы Ермолаева» составила сознательная установка художника на поэтическое преображение действительности и поиск знаков-символов, способных максимально просто и лаконично отобразить идею художника.

Свое творческое кредо Ермолаев формулирует предельно ясно: «Беда наша в том, что в нашем искусстве слишком много натуры. Много сходства с ней. И очень мало поэзии, мечты… Я не хочу никого обманывать, вводить в заблуждение, создавая краской иллюзию природы, человека, вещей. Я стараюсь выявить краску, показывать в сочетании ее цветовую силу, ее материальную прелесть» (5).

Что касается знаково-символической системы, то центральное место в ней занимает «женщина». Но женщина совершенно не материальная и уж тем более не какая-то конкретная женщина, обладающая индивидуальным характером, чертами и т.п. У Ермолаева – это образ женщины, женщина-символ, несущий в зависимости от контекста некую обобщенную вневременную духовную и поэтическую идею или состояние. И то, что в картинах художника, как правило, не одна женщина, а несколько и часто с детьми (но всегда без мужчин!),- лишь подчеркивает обобщенный, соборный характер женщины-символа.

«Отдых» (1960) – вершина творчества Ермолаева. Пять женских фигур-образов, композиционно спаянных вместе и чуть заваленных к центру, несут настроение тишины и покоя, смирения и молитвы – их руки смиренно опущены на колени или согнуты на животе с черенками грабель – чем не длинные храмовые свечи? За ними три стожка – храмовые купола, а сами овальные женские лики, чуть заостренные кверху – чем не храмовые луковки, хороводом окружающие купола? Покой. Храмовость. Святость. Бархатное звучание нежных, сдержанных тонов салатного, розового, серого, бежевого с преобладанием белого на просвет, - неизбежно вызывают ассоциацию с фресковой живописью и еще более усиливают соборное звучание картины. Замечу, что более поздний вариант «Отдых в поле» (1962, ГРМ) несколько уступает по силе воздействия «Отдыху» (1960), «благодаря» множеству деталей и измельченным дополнительным персонажам на флангах, которые разрушают лаконизм и храмовое звучание работы. Введение более ярких и разнообразных цветовых пятен в блузки и юбки женщин, также нарушают фресковую тональность и отвлекают внимание на индивидуальное и земное.

Борис Ермолаев. Отдых. 1960.

И еще одна ремарка по поводу «Отдыха» (1960). Ермолаев здесь строит композицию на ограниченном круге пластических элементов - овалах и дугах (лики, платки, фигуры, руки, стожки, сама «купольная» композиция), неизбежно отсылающих к «чаше-купольной» системе В.Стерлигова. Но как не нарочито, как органично звучит эта «купольность».

«Разговор» (1961) – чем не жанровая сцена двух соседок, решивших посудачить у окна в перерыве между прополкой грядок и готовкой ужина. Но весь строй картины: устремившаяся к окну женщина (ее лица мы не видим) в достаточно активной (я бы сказал, «земной») синей кофте и зеленой юбке, с одной стороны, и светло-серая фигура с ангельским ликом за окном, с другой стороны, заставляют задуматься о совсем другом содержании разговора. Имя ему Весть. То есть, что-то важное, значительное, вневременное. Может быть, кто-то умер, или родился, или только еще должен родиться? Понятно, что «Благовещения» в советском искусстве 1960-х годов быть не могло. Зато картина есть. Откровение есть. Смирение есть. «Важно произведение художника, – размышляет в своих «Записках» Борис Ермолаев. - В них – он. Его душа. Весь человек. Большой он или маленький. Оригинальный или не оригинальный, Искренний или неискренний. Дело, конечно, не в эстампах. Дело в тех изобразительных кусочках, которые в меру своих способностей, таланта каждый художник отдает людям. Свое сердце, свою душу, свою правду» (5).

«Семья» (1961) – еще один пример жанровой сцены в деревенской избе. Две женщины (можно предположить, что это мать и бабушка) сидят в ожидании, о чем-то толкуют в полголоса. Дети тоже сидят: девочка внимательно слушает разговор женщин (ее рука тревожно прижата к груди), а мальчик (редкий персонаж у Ермолаева, он в красной рубахе-косоворотке и темно-коричневых штанах) прямо смотрит на нас и думает о чем-то своем. Расшитые красным белые переднички, красные же горизонтальные полосы на белых занавесках в сочетании с локальным пятнами синего, зеленого, коричневого цвета, придают работе праздничный характер. А статичная композиция звучит значительно и торжественно. Дополнительные детали: цветок на окне, часы-ходики с гирькой в углу, чугунок с крынкой на столе, - создают убедительную атмосферу семейной теплоты и уюта. Женщины ждут дорогого гостя… Его нет, он где-то за кадром... Какая драматургия!

Борис Ермолаев. Семья. 1961.

«К отцу» (1961, ГРМ) – еще один шедевр Ермолаева, в котором, как ни в каком другом произведении художника, заметен диалог с Малевичем (как тут не вспомнить «Конницу» (1918), «На жатву» (1928) и «Три фигуры» (1930-е) К.Малевича). Не случайно здесь фигуры женщины и девочки даны сзади – красные платки превращаются в «лики». И лишь черная линия борозды за трактором на горизонте отделяет серо-сиреневое небо от данного практически в той же тональности светло-розового поля. Две фигуры с узелками (у женщины – побольше, у девочки - поменьше) неподвижно застыли в ожидании. Они ждут того, кто в крошечном тракторе на горизонте – он дан красной точкой с еще более крошечной кепкой-точкой на голове. Какое редкое и органичное сочетание плоскости и перспективы.

В 1973 году Ермолаев закончил работать в технике цветной литографии, до самой смерти в 1982 году продолжает работать цветным карандашом. Он был одинок, Вера Матюх так вспоминает последние годы жизни художника:

«Когда он умирал, у него не было никого из близких людей, но была очень хорошая медицинская сестра из поликлиники, которая за ним ухаживала. Перед этим у него была персональная выставка, очень много работ купили, и у него была большая сумма денег. Он чувствовал, что деньги пропадут, так как наследников не было, и он предложил ей выйти за него замуж, чтобы она могла получить деньги. Но она отказалась. Она тоже была порядочная, и считала постыдным делать это ради того, чтобы получить деньги. Эти деньги потом перешли в Союз, была выбрана комиссия (Ведерников, Волков, я и другие), которая решила отдать эти деньги в секцию графики, чтобы поддержать молодых художников. Это было хорошо. Он был бы доволен, если бы узнал, что его деньги не улетели на ветер, а пошли на дело»…

Закончить краткий очерк о Борисе Ермолаеве хотелось бы словами Валентина Курдова: «Бориса Николаевича все любили, почитали как фанатично преданного искусству художника, он стал как бы святым старцем… Держался со всеми с достоинством. К искусству относился свято» (6).

Литература:

1. Кононихин Н. Интервью с Верой Матюх, 10 мая 1999 г. Частный архив. Санкт-Петербург.

2. Кононихин Н. Интервью с Леонидом Ткаченко, 10 мая 1999 г. Частный архив. Санкт-Петербург.

3. Мочалов Л. Остров блаженных. Экспериментальная мастерская Петербургского эстампа. Музей Анна Ахматовой в Фонтанном доме. 1985-1995. Буклет к выставке. 1996.

4. Русаков Ю. Борис Ермолаев. Каталог выставки.- Ленинград: Художник РСФСР. 1961.

5. Из «Записок» Б.Н.Ермолаева. Конец 1970-х – до 1982 гг.//Борис Ермолаев. Альманах. Вып.61. Санкт-Петербург: Palace Editions, 2004.

6. Курдов В.И. Памятные дни и годы. Записки художника. Санкт-Петербург, 1994.

7. Русаков Ю. Борис Николаевич Ермолаев. Каталог.- Ленинград: Художник РСФСР. 1980.

8. Ленинградская станковая литография, 1933-1963 : Из истории экспериментальной графической мастерской ЛОСХа : Каталог выставки / [Составители Козырева Н. М., Липович И. Н. ; Авт. вступ. ст. Козырева Н. М., с. 3-20], 1986.

9. Козырева. Н. Зыбкая поэтика воспоминания//Борис Ермолаев. Альманах. Вып.61. Санкт-Петербург: Palace Editions, 2004.

Николай Кононихин, 05 августа 2013 г.

	Леонид Ткаченко. Портрет Бориса Ермолаева. 1969. ГРМ.