Здесь необходимо заметить о колоссальной, если не сказать, одержимой, работоспособности Шагина, его жажде творчества. Зайдя как-то к художнику, я был поражен тем, что всего за пару недель после предыдущего моего визита им было написано полтора-два десятка новых работ. Они, еще влажные, были везде: стояли на полу у стен, на серванте, висели на стенах или просто были приколочены к обоям. И это были отличные работы, которыми могли бы гордиться (и гордятся!) крупнейшие мировые центры искусств. Художник останавливался только тогда, когда у него заканчивались краски или холсты. И тут, если во время не появлялся сын Дмитрий Шагин и не забирал картины, то художник просто начинал заново записывать старые работы.
В работах Шагина соединились экспрессия изобразительных средств и экспрессия чувств.
В них нет крика, шумного скандала, истерики. В них, казалось бы, обычная, обыденная жизнь, обычные человеческие отношения. Но именно в этой обыденности затаились тихое отчаяние и глухая боль.
Дворы - любимая тема Шагаина. Он может бесконечно импровизировать на эту тему: дворы старых ленинградских окраин с высокими дощатыми заборами и дровяными сараями ("Дворик на Пряжке", 1960), дворы почерневших деревянных домов с гаражами и лодочными сараями ("Охта", 1980-е), голые и тоскливые дворы хрущевских пятиэтажек с блочными перпендикулярами домов и черными деревьями ("Двор", 1997). Но в каждом дворе - маленькая фигурка человека. Этот человечек живет в этом дворе и именно так, как изобразил художник, он привык видеть и любить свой двор.
Во всех пейзажах Шагина неизменно присутствует Город или его пригороды. Но это не исторический, официальный Ленинград широких улиц и площадей, а Ленинград довоенных окраин, дворов-лабиринтов из параллепипедов голых "хрущевок" или новостроек с лежащими опорами линий электропередач ("ЛЭП", 1980-е) и фигурками людей (!) рядом с ними.
Не менее, а может быть, более, чем дворы, притягивают Шагина семейные сцены. Они всегда даны в интерьере и не очень разнообразны по сюжету. Это либо мать с ребенком, либо Он и Она. Но художник бесконечное количество раз переживает эти сцены по-разному. Первые, казалось бы, проникнуты покоем и некой погруженностью персонажей в самих себя. Но сидят ли они за столом ("Семейная сцена", 1993) или у рояля, делают ли уроки или причесываются, - за всем этим стоит некая печаль, если не сказать - старая, заглушенная боль утрат.
"Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел –
Катиться дальше, вниз."
В семейных сценах с детьми - жилой интерьер с обоями и картиной на стене, в сценах объяснения - почти пустая комната: стол с графином, стул (или диван), желтые или серовато-синие крашеные стены и низкое окно. Графическое решение работ лишь подчеркивает остроту, напряженность ситуации.
К семейным сценам примыкают также многочисленные "катания на лодках" с маленькими фигурками (Он и Она) в маленькой же, чуть обозначенной лодке ("ЦПКО. Катания на лодках", 1980-е). У этих маленьких фигурок всегда молчаливый диалог. Они знают друг друга давно. И понимают без слов.
Но, самое главное, Владимир Шагин стал крупнейшим художником, поднявшимся над нигилизмом андеграунда и опытом собственной жизни. Он изображал в своих работах обычные стороны нашей жизни и использовал вполне обычные средства, а получались картины пронзительной силы и чистоты.
О Шагине, как ни о ком другом, можно сказать: "ВОИСТИНУ - ЭКСПРЕССИОНИСТ"!
Николай Кононихин
Первая публикация: Николай Кононихин. Памяти Владимира Шагина (1932 – 1999). Арт Питер. 16 апреля 1999 г.
См.также: